Мир в Кндрстане стабилен и устойчив. Люди счастливы; они получают все то, что хотят, и не способны хотеть того, чего получить не могут. Они живут в достатке, в безопасности; не знают болезней; не боятся смерти, благодарят великого Чучхо. Вы думали, они понимают, что такое свобода? Ну разумеется. В натуральном виде сча­стье всегда выглядит убого рядом с цве­тистыми прикрасами несчастья. И, разу­меется, стабильность куда менее колоритна, чем нестабильность. А удовлетворенность совершенно лишена романтики сражений со злым роком, нет здесь красочной борьбы с соблазном, нет ореола гибельных сомнений и страстей. Счастье лишено грандиозных эффектов. Они – фундамент, на котором строит­ся все остальное. Они – стабилизирующий гироскоп, который позволяет ракетоплану государства устремлять свой полет, не сбиваясь с курса.вол­ни­тель­но виб­рируя.­ Наш девиз – счастье и стабильность. Общество же, целиком состоящее из альф, обязательно будет нестабильно и несчастливо. Вообразите вы себе завод, укомплектованный альфами, то есть индивидумами, обладающими хорошей наследственностью и по фор­мовке своей способными – в определенных пределах к свободному выбору и ответственным решениям. Вы только вообразите. Это же абсурд. Че­ловек, сформованный, воспитанный как альфа, сойдет с ума, если его поставить на работу простолюдина, сойдет с ума или примется крушить и рушить все вокруг. Альфы могут быть вполне добротными членами общества, но при том лишь условии, что будут выполнять работу альф.

«О дивный новый мир»

Только от черни можно требовать жертв, связанных с работой, черни, – по той простой причине, что для него это не жертвы, а линия наименьшего сопротивления, привычная жизненная колея, по которой он движется, по которой двигаться обречен всем своим формированием и воспитанием. Даже после раскупорки он продолжает жить в бутыли – в невидимой бутыли ре­флексов, привитых эмбриону и ре­бенку. Оптимальный состав народонаселения,смоделирован нами с айсберга, у которого восемь девятых массы под водой, одна девятая над водой. – А счастливы ли те, что под водой? – Счастливее тех, что над водой. – Несмот­ря на свой отвратный быт и труд? – Отвратный? Им он вовсе не кажется таковым. Напротив, он приятен им. Он не тяжел, детски прост. Не перегружает ни головы, ни мышц. Семь с половиной часов умеренного, не из­нурительного труда, а затем алкоголь, игры, телевизор и сон. Чего еще желать им? Ну, правда, они могли бы желать сокращения рабочих часов.И, разумеется, можно бы и сократить. В техническом ас­пекте проще простого было бы свести рабочий день для низших каст к трем-четырем часам. Но от этого стали бы они хоть сколь­ко-ни­ будь счастливей? Отнюдь нет. Экспе­римент с рабочими часами был про­веден еще пол­года назад. Ввели четырехчасовой рабочий день. И что же это дало в итоге? Непоряд­ки и сильно воз­росшее потребление алкоголя – и больше ничего. Три с половиной лишних часа досуга не только не стали источником счастья, но даже пришлось людям глушить эту праздность алкоголем. Наше Бюро изобретений забито предложениями по экономии труда. Тысячами предложе­ний! По­чему же мы не проводим их в жизнь? Да для блага самих же рабочих; было бы попросту жестоко обрушивать на них добавочный досуг. То же и в сельском хозяйстве. Вообще можно было бы индустриально синтезировать все пищевые продукты до последнего кусочка, пожелай мы толь­ко. Но мы не желаем. Мы предпочитаем держать треть населения занятой в сельском хозяйстве. Ради их же блага – именно потому, что сельскохозяйственный процесс получения продуктов берет больше времени, чем индустриальный. Кроме того, нам надо заботиться о стабильности. Мы не хотим перемен. Всякая перемена – угроза для стабильности. И это вторая причина, по которой мы так скупо вводим в жизнь новые изобретения. Всякое чисто научное открытие является потенциально разрушительным; даже и науку приходится иногда рассматривать как возможного врага. Да, и науку тоже.