Под тенью прекрасного вяза Сильвия и Филлида сидели со мной, как вдруг пчелки, собирающие мед с цветущей долины, прилетели на ланиты Филлиды, на ланиты румяные, как розы, и укусили их с жадностью: обманутые, может быть, сходством их с розою. Филлида жаловалась и плакала от нестерпимой боли, и Сильвия, тронутая ее горестью, сказала: "Молчи, молчи, не плачь, Филлида, я умягчу боль волшебными словами; тайну сию мне поведала мудрая Артезия и в награду получила костяной рог, украшенный золотом". Сказав сие, она приближила прекрасные, сладостные уста свои к укушенной ланите и нежным голосом своим шептала не знаю какие-то стихи. Чудное действие! - боль исчезла от волшебных слов или, может быть, от милых уст, которые имеют силу излечить все, чего касаются. Я до сих пор желал только видеть Сильвины глаза, наслаждаться, слушая сладостной ее голос, который сладостнее журчания тихого ручья, текущего меж утлых пней, и дыха<ния> Зефира, веющего меж ветвей древесных; но в сию минуту пожелал я коснуться губ ее. Я сделался смел, откуда взялась хитрость? - любовь всему научит! - и я решился на обман, чрез который получил желаемое. Притворясь, будто бы пчела меня укусила, я плакал и кричал. Язык не смел просить помочи Сильвиной, но лице мое оную требовало. И невинная пастушка, сожалея о моем горе, пришла мне на помощь. Увы, она растравила рану истинную, коснувшись устами своими моих уст. Но между тем, как сладость сия, смешанная с ядом, лилась пламенною рекою в душу, я все жаловался на боль, и Сильвия повторила волшебство. Никогда пчелы не собирают с цветов столь сладких соков, как в то время я вкусил со свежих роз ее. Смелость и стыд обуздали желание.

 

Никогда пчелы не собирают с цветов столь сладких соков, как в то время я вкусил со свежих роз ее. Смелость и стыд обуздали желание